Флорентийка - Страница 36

К оглавлению

36

Решившись, Бельтрами сказал:

– Мессир Филипп де Селонже, которого ты перед собой видишь, пришел, чтобы просить твоей руки…

Едва эти слова были произнесены, как Франческо тут же захотелось взять их обратно. Сначала Фьора восприняла их с удивлением, но вот лицо ее осветилось таким счастьем, что Бельтрами ощутил почти физическое страдание…

– Вы хотите… на мне жениться? – спросила девушка.

Селонже быстро опустился перед ней на одно колено.

– Нет на свете ничего, чего бы я желал так же сильно, – взволнованно произнес он. – Фьора, ваш отец не сказал одного: я люблю и буду любить вас всегда.

– Всегда?.. – эхом откликнулась она.

– Пока я жив! Если вы согласитесь стать моею женою, я поклянусь в этом своею рыцарской честью перед алтарем!

Фьора вглядывалась в обращенное к ней надменное лицо, горящие глаза, губы: воспоминание об их поцелуе еще преследовало ее… Он протянул к ней свою сильную руку. Девушка взглянула на отца, но он отвел взгляд. Филипп же тихим, но полным страсти голосом продолжал настаивать:

– Ответьте, Фьора! Вы хотите стать моей женой?

И внезапно чувство безграничного восторга охватило все ее существо. Как будто солнечным летним днем на пляже в Ливорно ее подхватила синяя волна, теплая и ласковая. Волшебный сон, который она увидела под суровыми сводами церкви Санта-Тринита продолжался. Он больше никогда, никогда не кончится! И безо всяких колебаний Фьора протянула обе руки навстречу протянутой руке Филиппа.

– Да, – твердо сказала она, – …да, я хочу!

Франческо Бельтрами на минуту закрыл глаза, чтобы не видеть, как Филипп нежно целует тоненькие пальчики той, которая стала теперь его невестой. Все уже было сказано, и следовало только довести дело до конца. Да, на этот раз сюрприз ожидал его самого… И, хлопнув в ладони, он громко приказал:

– Вина! Пусть принесут вина!

Непременно следовало выпить, чтобы отметить такое событие, как предстоящая свадьба Фьоры. Но в первый раз за долгое время Франческо Бельтрами захотелось плакать.

Глава 4
Ночь во Фьезоле

Через день, ровно в это же время, Фьора, едва сдерживая биение сердца, ждала минуты, которая навсегда соединит ее с любимым человеком, подобно урагану, ворвавшемуся в ее жизнь. Все случилось так быстро, что девушке происходящее казалось сном…

Когда Фьора согласилась отдать Филиппу свою руку, то думала, что сначала отметят помолвку, а затем ее будущий муж снова отправится в армию герцога. Когда же война закончится, Филипп возвратится, чтобы отпраздновать свадьбу. И только потом они вместе уедут к нему на родину, где Фьора будет представлена ко двору герцога Бургундского. Она уже представляла, какую пышную свадьбу устроит для нее, своей единственной дочери, Франческо Бельтрами…

И вот ничего похожего на ее наивные мечты, на существующий обычай. Ни торжественного ужина по случаю обмена кольцами, символизирующего помолвку, ни свадебных подарков. Юноши не протянут поперек улицы перед их домом ленту или гирлянду цветов, а самый красивый из них не преподнесет ей букета: только после этого жених имеет право разорвать хрупкую преграду и войти в дом невесты.

Дамы не приедут веселой кавалькадой, чтобы проводить невесту до Дуомо, а звонкие трубы в лоджиа дель Бигалло не пропоют славу любви. Не будет ни гостей, ни праздничного пиршества под звуки музыки, ни бала, ни орехов, рассыпанных у комнаты новобрачных, чтобы никто не услышал, что в ней происходит; не будет ни шуток, ни смеха, ни романсов, ни веселых куплетов, чтобы потешить собравшихся…

Все произойдет в большой, принадлежащей Бельтрами вилле во Фьезоле, ночью, в полной тайне. Ведь этот брак, противоречащий политическим интересам союзников, будет расценен Медичи как вызов. И ко всему прочему, Филипп очень спешил. Он слишком любил Фьору, чтобы уехать, не будучи полностью уверенным в том, что никакой мужчина не сможет больше на нее посягнуть…

– Помолвки было бы вполне достаточно, – заметила Фьора, – и даже безо всякого письменного обязательства. Если бы вы просто попросили подождать, я ждала бы вас… всю жизнь.

– Может быть, вы и готовы ждать меня всю жизнь, но, Фьора, я ведь могу и не вернуться с войны. Именно поэтому я так настаиваю на этой свадьбе, хотя ее скоропалительность вас и смущает. Я хочу уехать с уверенностью, что вы будете принадлежать только мне… Неужели вам так обидно, что свадьбу придется отпраздновать в спешке и без особой пышности?

– Мне было бы куда обиднее, не прояви вы такой торопливости. Я испытывала бы досаду, если бы вас не любила…

Этим все было сказано. И вот уже час, как Бельтрами и его будущий зять сидят запершись в кабинете в обществе нотариуса, верного друга хозяина дома. Они заняты обсуждением брачного контракта, жесткие условия которого призваны, по мнению Франческо, оградить интересы его дочери.

В это же время в спальне вокруг Фьоры суетятся женщины: Леонарда, с непроницаемым лицом и Хатун с трясущимися от волнения руками облачают ее в парадное платье из белого, расшитого золотом атласа. Женщины украсили высокую прическу невесты маленькими изумрудными звездочками и перевили косы тонкой золотой цепочкой. А на низко вырезанный лиф платья Леонарда приколола усыпанную изумрудами золотую химеру. Осталось лишь накинуть на голову невесты широкое покрывало, которое, как того требует обычай, было освящено в соседнем монастыре…

С того момента, как ей сообщили о предстоящем замужестве Фьоры, воспитательница так и не разжала губ. Правда, она отправилась в церковь и провела там долгие часы за молитвой. Когда же Фьора упрекнула свою наставницу в том, что та не рада ее свадьбе со знатным бургундским сеньором, Леонарда ответила:

36