Фьора рассмеялась от всего сердца.
– Мой отец и Леонарда говорят, как ты. Кажется, я скоро поверю вам.
– И правильно сделаешь! Другие, впрочем, тоже пытаются убедить тебя, что ухаживают за тобой, а не оказывают тебе внимание из-за состояния твоего отца. Я часто спрашиваю себя, где ты могла набраться таких странных мыслей?
– О! Это у меня еще с детства. Мне было семь или восемь лет, когда однажды донна Иеронима…
– Твоя кузина?
– Да, моего отца. Она со своей подругой вышла в сад, где я играла, подошла ко мне и, прикоснувшись к моим волосам, произнесла: «Как некрасива эта малышка. Настоящая цыганка! Без ее приданого ни один молодой человек не пожелает бедняжку».
– И ты ей поверила? Она сама поплатилась за то, что так хорошо разбиралась в уродстве: ее сын настоящий монстр.
– Прошу тебя, больше не будем об этом. Здесь не время и не место.
Большая трибуна тем временем заполнялась. Королева турнира заняла свое место на троне, с одной стороны от нее сел Лоренцо Великолепный, а с другой – посол Венеции Бернардо Бембо. Франческо Бельтрами с дядей Кьяры присоединились к девушкам, сидящим на боковом балконе, ближайшем к трибуне.
– Ну что, молодые дамы, – заметил он довольный, – надеюсь, вы удовлетворены вашими местами? Ничто не ускользнет от вашего внимания: ни сам поединок, ни то, что происходит на трибуне королевы.
Это на самом деле было интересно, и обе подруги обратились в слух. Называли имена тех, кто уже занял места. Сначала приоры Сеньории в меховых шапках и далматиках из пурпурного бархата в сопровождении гонфалоньера Петруччи. Затем шли имена самых богатых и знатных людей города. Далее – обычное окружение синьора: философ-медик Марчиле Фичино, обучающий Лоренцо доктрине Платона, поэт-эллинист Анжело Полициано, самый близкий спутник Великолепного, которому было поручено воспитание его сына, три сестры Медичи: Бьянка, Мария и Наннина, ученый-астроном Паоло Тосканелли, придумавший новую технику для гномов и сам установивший одного на церкви Санта Мария-дель-Фьоре, облицованной белым, красным и зеленым мрамором. Кроме того, Тосканелли был хранителем библиотеки. Фьора его хорошо знала, она занималась с ним астрономией, так же как с другими преподавателями изучала греческий, латынь, математику, занималась пением и танцами, стихосложением и многим другим, что делало девушек из богатых семей Флоренции одними из самых образованных в Европе. Около старого мэтра стоял его любимый ученик Америго Веспуччи, молодой деверь Симонетты. Он с отсутствующим видом грыз ногти и ни на кого не смотрел. Всем была известна его любовь к звездному небу, и никто не обращал на это внимания.
Сильный толчок в бок возвратил Фьору к действительности.
– Смотри! – прошептала возбужденная Кьяра. – Кто это там?
– Где?
– Ты что, не видишь мужчину, который собирается сесть около монсеньора Лоренцо? Я его никогда не видела. Наверное, иностранец…
Любезным жестом Лоренцо Великолепный пригласил незнакомца сесть слева от себя. На вид ему можно было дать лет двадцать пять – тридцать, высокого роста, его внешность и манеры выдавали в нем сеньора и воина одновременно. Короткие черные волосы были более привычны к шлему, чем к капюшону из черного бархата. Надменное выражение лица, мощные челюсти, крупный нос и тонкие губы с насмешливой складкой делали его лицо далеким от канонов классической красоты. Но как только он улыбался, жестокий рот открывал ослепительной белизны зубы, а в карих глазах светились ум и ирония. Небрежно наброшенный на плечи плащ открывал камзол из черного бархата, на котором выделялась массивная золотая цепь с подвешенной к ней любопытной безделушкой, представляющей согнутого овена.
– Отец, – взмолилась Фьора, – не могли бы вы нам сказать…
– …кто этот интересный иностранец? – дополнил Бельтрами, адресуя насмешливую улыбку двум любопытным. – Его зовут Филипп де Селонже. Он рыцарь Золотого Руна и чрезвычайный посланник могущественного герцога Карла Бургундского, которого чаще называют Смелым за его отчаянную храбрость и необузданную гордость, что часто толкает его на опасный путь! Он приехал только сегодня утром, и поэтому нет герба его господина рядом с нашим и венецианским. А сейчас забудьте о нем, начинается турнир…
Снова зазвучали трубы, и под приветственный возглас толпы появились рыцари, готовые встретиться в поединке лицом к лицу. Они вышли в обычных доспехах, но с позолоченным оружием, с круглыми щитами и в причудливых шлемах, украшенных химерами, драконами с колючими перьями, крыльями и плавниками из кованой меди. Каскад разноцветных колыхающихся перьев ниспадал на гребень шлема.
Под кирасой из серебра и золота на Джулиано была туника из красного и белого бархата, усыпанная жемчугом, а на золотом щите – Горгона с самым большим бриллиантом Медичи. Молодой человек был оживлен в предвкушении схватки. В руках он держал большое знамя с непонятной для большинства зрителей символикой, но которая стоила больших трудов Боттичелли.
Это было знамя из александрийской тафты, обшитое золотой бахромой, наверху которого изображено солнце, а в центре, на голубом фоне, – Паллада в золотой тунике поверх белого платья, очень похожая на Симонетгу. Паллада стояла на пламени, пожирающем нижние ветки оливкового дерева, тогда как верхние ветви оставались нетронутыми. Из-под блестящего шлема развевались волосы. В правой руке она держала копье, а в левой щит с Медузой. На лужайке, усеянной цветами, росло оливковое дерево, к которому за золотые рога привязали бога любви. У ног Эроса лежал лук и колчан со сломанными стрелами. На одной из ветвей оливы было написано золотыми буквами по-французски: «Неповторимая». Сама же Паллада пристально смотрела на солнце.